В сортзале Гиллермо, которого вы уже видели, учит теток вилять попой на зумбе. Его тренировки разбиты на куски по 10 минут, и каждый имеет кульминацию и развязку. К концу каждой части нужно сначала особо часто вилять бедрами. Потом это виляние переходит в легкую тряску. И в конце наступает катарсис. при котором (если все сделать правильно) попа начинает вообще жить какой-то своей жизнью, и прямо сильно-сильно дребезжит.
Катарсис так же сопровождается ояень яркой музыкальноц развязкой. Там же тоже всегда к концу прямо особо громко и забойно. И вот когда это все уже совсем невыносимо, он начинает неистово креститься!
Я не знаю, откуда он - но видать из какой-то католической общины, где ходили в церковь по воскресеньям, и все дела. И мне всегда так интересно: что он себе при этом думает? Ну человек же, когда делает этот жест - он что-то там про себя думает? С какими словами Гиллермо к Богу обращается? "Божечка, прости, знаю что страшно неприлично, но не могу иначе"? :-) Или убеждает себя: "Иисус на любит, все равно"? :-) :-)
Подписаться на
Telegram канал miumau
Он просит помощи)
так не угадать
– Такие моления самое разлюбезное дело. После них девчонки податливее становятся, – сказал он. – Я это по опыту знаю. Кэйси взволнованно подался вперед. – Вот видишь! – воскликнул он. – Я сам это понял и призадумался. – Он мерно помахивал своей костлявой рукой вверх и вниз в такт словам. – Вот какие ко мне мысли пришли: наделен я благодатью, и на мою паству тоже такая благодать сходит, что люди и скачут, и кричат. Теперь дальше: говорят, кто путается с женщиной, это все дьявольское наваждение. Но ведь чем больше в женщине благодати, тем охотнее она с тобой пойдет в густую траву. Какого же черта!.. Виноват, сорвалось. Разве тут дьявол подберется, если она так духом ликует, что благодать из нее просто наружу прет? Уж, кажется, дьяволу к ней ни с какого боку не подступиться! А на деле выходит другое. – Глаза его блестели от волнения. Он задвигал губами и сплюнул, плевок скользнул по земле, обволакиваясь пылью, и превратился в круглый катышек, похожий на пилюлю. Проповедник вытянул руку и уставился глазами в ладонь, точно это была книга, которую он читал. – Вот так и получается, – негромко продолжал он. – Так и получается: у меня в руках человеческие души, я за них отвечаю и чувствую, какая это ответственность, а сам после каждого моления ложусь с женщиной. – Он растерянно посмотрел на Джоуда. Его глаза взывали о помощи. Джоуд старательно нарисовал в пыли женский торс – груди, бедра, таз. – Я проповедником никогда не был, – сказал он, – и потому не зевал, если что в руки шло. И всякими мыслями на этот счет тоже зря не мучился: подвернулась девчонка – и слава богу. – В том-то и дело, что ты не проповедник, – стоял на своем Кэйси. – Для тебя женщина – это женщина, и больше ничего. А для меня она – священный сосуд. Я спасал их души. Я за них отвечал. А что получалось? Возликуют они у меня духом, а я их в густую траву. – Тогда не мешало бы и мне стать проповедником, – сказал Джоуд. Он достал из кармана табак, бумагу и свернул самокрутку. Потом закурил и покосился сквозь дым на Кэйси. – Я уж давно без женщины. Надо наверстывать. Кэйси продолжал: – Я себя до того довел, что сна лишился. Идешь на молитвенное собрание и клянешься: воздержусь! Видит бог, сегодня воздержусь! Да какое там!
Нет, конечно, это далеко не так.
Извращения отдельных индивидов, которые готовы и в церковь ходить, и сиськи прилюдно показывать или жопой крутить и креститься, - это уже вопрос персонального диагноза. А не католичества вообще.
Edited at 2017-08-19 12:04 (UTC)